сейчас восемь утра, за окном лает собака, собирается дождь.
я не писал больше года. вероятно, в этом не было необходимости, нет и необходимости делать это в данный момент, но я пишу.
за год произошло много событий - я закончил университет, получив долгожданный, но ненавистный мне диплом с отличием, расстался с несколькими близкими друзьями, начал писать статьи публично, путешествовал, влюбился в калининград и разочаровался в сочи.
кажется, что этого слишком мало для одного года в двадцать лет, что я упускаю много событий, людей и возможностей.
в свои пятнадцать я представлял, как через пять лет буду сидеть среди творческой богемы в нью-йорке, обсуждая работы кита харинга и коммунизм.
по прошествии практически десяти лет, я даже не знаю, хотел бы такой жизни. кто я, и где грань между моими страхами и настоящим желаниями.
любое промедление воспринимается как поражение: пока ты осторожно ступаешь по дороге, другие несутся в бешеном потоке, чуть не сбивая тебя с ног.
в детстве нам неустанно повторяли мантру про трудолюбие и его следствие - успех. и я впахивал, пробовал, учился, узнавал, чтобы потом реальный мир придавил меня своим телом. не существует никакой справедливости, мораль извращают, никто не дает гарантий. никому нет дела до твоих благих намерений, эрудиции и стремлений, лишь гонка за мнимыми вещами, которые сделают твою жизнь немного счастливее.
я совершенно не знаю, что будет через полгода-год, потеряю ли я кого-то или же обрету, но в этой борьбе я выбираю стоицизм.
ради той части меня, что смогла пережить столько горя и боли, и сохранить в себе веру в человечество.
ради той части, что отказывалась от легкой тьмы в пользу порой невыносимого света.
все в наших руках, все на наших плечах. теперь мы те взрослые, что творят мир. наше законное бремя.

чем скуднее интеллект человека, чем явнее его эмоциональная негибкость, тем больше он склонен к инфантильному обобщению и конформизму.
ребёнку допустимо упрощать любые вещи до примитивного, от него большего, по сути, и не ждут.
зрелые хомо сапиенс, апеллирующие к категориям «мы», «они», судорожно схватившиеся за свою национальную принадлежность как за единственную причину гордости, не могут вызывать ничего кроме брезгливости от их смехотворной наивности.
масса всегда стремится к расширению, она плодит внутри себя скудоумие и иллюзию защищённости.
выживут только индивидуалисты.

забавно, как ещё недавно здесь было запрещено разжигать национальную рознь, а сейчас под молчаливое одобрение абстрактной «русне» желают смерти.
паника открывает в человеке такие грязные чертоги, что вызывает только жалость.
свои, наши, русские, украинцы, беларусы. мы все люди, в первую очередь.
умирать страшно под любым флагом.
умирать страшно как в бомбоубежище, так и от пыток в камере.
если эта ненависть позволяет вам жить, несмотря ни на что, ненавидьте.
нас стравливают, как собак, и кто-то действительно готов встать на четвереньки и оскалиться.

мне все меньше хочется о чем-то говорить, я брожу по улицам и улыбаюсь собакам.

мне неприятна сама концепция навязывания ярлыков, которая одним своим существованием лишает свободы.
я избегаю любого «заземляющего» определения себя, но иногда это помогает дойти до начала и упереться в корни.
то, что я считал дурными снами, оказалось сонным параличом, следствием не перевозбужденной играми психикой, а птср.
я мысленно касаюсь прохладных стен, о которые в приступе вины бился головой, перебираю собранные хвосты ящериц на чердаке, слышу крики и всхлипы, чувствую, как легко ломается человек под силой неосязаемых слов.
мне снится, что мы вместе в квартире. ты рассказываешь-рассказываешь, улыбаешься, а потом твоя речь становится неразборчивой и ты теряешь сознание.
я был готов заранее. даю тебе отложенные лекарства, звоню в скорую, с одной лишь установкой «не паниковать».

эта беспомощность, от которой твердеет тело. это забвение, когда тебя отпихивают врачи, смотрящие сквозь тебя. эта агония, когда смерть тащится за тобой, как падальщик.
что будет, когда я потеряю тебя, как ее? кто я буду без тебя?
хватит ли мне сил смотреть в лицо утраченной навсегда семьи?

я променял все удовольствия жизни на циничную рациональность, чтобы снова не расслоиться от боли, которая мне не по плечу.
только лишь серость, бьющая в нос кисловато-сладким запахом.

не могу осуждать «тихих» наркоманов и алкоголиков.

я несколько недель отпахал, закрывая зачёты, выслушал кучу раздражающей сентиментальности в свой адрес, был лучше, чем я есть, чтобы за несколько дней до официальных выходных свалиться с температурой, которую перенесу на ногах.
если это каламбур от фортуны, то очень изящный. целую руки.

когда ты погружён во что-то, что занимает большую часть твоего времени, это превращается в трясину.
ты забываешь, что было у истоков, зачем ты здесь, почему и как ты к этому относишься.
три года назад придя в университет, я трусливо сбежал от альтернатив, держа под сердцем свою инфантильность.
я попал туда практически случайно и не приложил для этого никаких усилий.
в настоящее время растеряв все зачатки смелости и дерзости, мой рассудок пузырится от социальных опухолей, от страха, опасений.
вкрученная шестеренка, позволившая системе тебя перемолоть.
ты не спишь ночью, обкусываешь губы из-за того, как тебя оценят другие?
вернись к началу. твоя цель выше суетливой беготни, не дай себя сломать.

свобода - это тяжелейшая ноша.
это героический вызов всему своему существованию.
сомнения, стенания, бег.
недостижимое, что издевательски смеётся над моим положением раба, покорно стоящим на коленях.

чувствую, что деградирую.
мне с трудом даётся чтение не профильной литературы, выражение собственных мыслей.
постоянное напряжение не проходит бесследно, а в моей жизни оно поселилось плотно.
я предал писательство, книги, слово, променяв их на неказистые, дурносложенные заменители.
избирательность в еде, но полная вседозволенность в восприятии информации.
мне хочется закрыть глаза, а открыв их, ощутить лёгкость в теле, спокойствие и ясность.
хочу снова читать и мыслить.

хочу осень.
дождь, прохлада.
согреваться, а не изнывать от жары.

странное чувство, когда ещё недавно ты был оторвой и сердцеедом, а сейчас гуглишь «гумат калия для комнатных растений».
кажется, я иду куда-то не туда.

второй сезон love, death & robots понравился мне куда больше первого.
из первого сезона я могу припомнить лишь несколько серий, которые понравились (заглавная и смешная про роботов и кошек).
во втором же сезоне слабыми мне показались лишь две; все это субъективно.
я несколько раз был убежден, что играют актеры, это многое говорит о качестве графики, ее реалистичности.
не разочарован.

одна из самых грустных вещей в жизни, это когда человек, который тебе нравился, которым ты вдохновлялся, становится отталкивающей совокупностью всего того, что ты презираешь.

сегодня я отметил про себя интересную вещь.
раньше за столом я всегда садился к стене с видом на коридор, если кто-то занимал мое место, я всегда просил пересесть.
сейчас мое привычное расположение - спиной к коридору, к неизвестному, к гипотетическому врагу.

в недавнем прошлом я не выходил встречать гостей, а ждал их в соседней комнате, прислушиваясь к звукам движений.
мой психолог называл меня «затаившимся хищником, который занял удобное положение для атаки»
значит ли это, что я ослабил свои защиты, что принял людей и не боюсь ударов со спины?
надеюсь, что ответ утвердительный.