я родился в полдень, но принимаю поздравления с утра.
с 22-летием, ещё недавно эта цифра казалась далекой, а теперь поглотила, стала моим знаком.
что сделает этот день нетривиальным?

мне двадцать с небольшим, но я больной дед с ватной головой и ноющими ногами.

как в анкете на православных знакомствах – не пью, не курю, занимаюсь спортом.
но при удобной возможности разваливаюсь, словно ржавый гнилой жигуль.

где мои 17, когда я выпивал по пять стаканов отвертки и шлифовал это абсентом, оставаясь бодрым и ясным на утро.

в 30 я буду носить собственные кишки в пакете, что ли?

посоветуйте что-нибудь почитать, пожалуйста!

надо проработать тему осознанности питания.
перестать пылесосить полки холодильника, бездумно закупаться пончиками и разумно закупаться хотя бы фруктами.

уже несколько недель пытаюсь написать рецензию на «побудь в моей шкуре», но я не могу собрать это в нечто логичное, только впечатления, эмоции.
на самом деле, у меня так со всем.
недомиллер.

мы разговариваем о быкове и звягинцеве, пьесах сартра, керамике.
она учится в гитисе. иногда они с одногруппниками пьют вино на даче своего преподавателя, но чаще на локальных вечеринках. срываются в европу, спонтанно, стихийно. бунтуют против несправедливости в стенах вуза, в перерывах между парами пьют кофе на траве возле входа в университет, несколько раз в неделю ходят в театр.
я слушаю ее, она меня.
мы оба шокированы нашими учебными коллективами – я приятно, она с полным негодованием.
мой «коллектив» – это шматок мерзких крыс, готовых продать тебя за копейки, безыдейные, отвратительные и скучнейшие создания, живущие без цели.
я мечтал, что университетское время станет прекрасной порой, полной ярких событий и людей.
но по итогу, я ненавижу в этом месте все – горделивых преподавателей, безликих одногруппников, парты, обеды, лавки, даже стены.
теперь я мечтаю, чтобы оставшиеся два года пролетели как миг, забыть этих людей и никогда не встречать больше.
стать частью чего-то нового и приятного. полюбить всем сердцем.

мы должны делать друг друга лучше, а не превращать в говно все созданное.

я много знал и знаю уебков, но хуже тех, кто не чувствует за собой вины — нет.

пишу это из тренажёрного. не выдержал.
наверное, это будет чуть ли не единственное мотивирующее послание, непривычное, "странное". я стал заложником образа, сросся с ним, сплелся воедино, боясь выглядеть не похожим на него, томного, самодовольного, несчастного эгоиста, живущего прошлыми страданиями. отчасти, оно так и есть. я борюсь с ошметками, опухолями от той боли, ползущей кротовьми путями по телу, шипящей посреди ночи.

если вы покинуты, растеряны, брошены, опечалены – позвольте себе это. я терпел адскую боль, изнурял себя до полного выгорания, чтобы доказать другим, теням безумно иррационального мира, что я могу, что я не хуже.

на первом приеме психиатр мне рассказывала про загнанную лошадь, которую не хотелось бы пристреливать.

с того момента я усвоил несколько очевидных истин:
– я не могу быть совершенным во всем
– мне похуй на остальных
– я забочусь о себе (не доламываю пальцы на тренировках, не ущемляю себя во всем и всегда, если не могу, значит не могу, все)

пойду съем пончик.

продолжаю "болеть".
что это за болезнь, чем она вызвана – покрытая мраком.

моя нормальная температура на данный момент – 36.9, 37.2.
пью выписанный нимесил (зачем?)
давлюсь сухарями. нынешняя жизнь стала карикатурой на привычную.
я не могу пойти в зал, мой абонемент вылетает в трубу, я не могу есть, что хочу, я сплю как кот.
просто жду вторника.
больше государственных поликлиник я ненавижу неизвестность и лишения.

могу написать тысячи предложений о том, как же я ненавижу государственные поликлиники.

я не знаю, что меня подкосило, но лучше бы это закончилось.
проснуться в четыре утра с больной шеей и головой – так себе предприятие.
надо быть "особенным", чтобы отравиться домашней едой.
хочется спать, ломит спину и шею, мысли все примитивно-пессимистичные.
надеюсь, до скорой не дойдет.

вечерняя меланхолия самая страшная. она гонит меня прочь из дома в любую погоду, отравляет тело этиловым, порошковым, горящим и тлеющим.
на улице слякоть, я иду с пятки на носок, как травмированный и нелепый, чтобы не промокнуть сразу.
это удивительная вещь, как в одном человеке уживаются саморазрушитель и извечный трус. сделать и затаиться. в любимой раковине.
я бесстыже ощупал несколько абрикосов, выловил пару в полиэтиленовый ад и двинул дальше. бессмысленные прогулки между рядов с продуктами снимают напряжение, нежно убаюкивают капризный разум, набухший от язвенных иллюзий.
ребенок, родившийся в кризис, будто вопреки. громко-тихий, покладисто-бунтовской, поперечный, половинчатый.
любящий рекламу, оружие и маму, черпающий силы и смысл из ничего, создающий все из ничего.
обожающий миллера, керуака, томпсона, берроуза, буковски.
мне обломали руки и ноги, зашили рот и залили уши смолой, в надежде никогда не услышать, забыть, уничтожить.
но я жив.
отсоси, меланхолия.