мне неприятна сама концепция навязывания ярлыков, которая одним своим существованием лишает свободы.
я избегаю любого «заземляющего» определения себя, но иногда это помогает дойти до начала и упереться в корни.
то, что я считал дурными снами, оказалось сонным параличом, следствием не перевозбужденной играми психикой, а птср.
я мысленно касаюсь прохладных стен, о которые в приступе вины бился головой, перебираю собранные хвосты ящериц на чердаке, слышу крики и всхлипы, чувствую, как легко ломается человек под силой неосязаемых слов.
мне снится, что мы вместе в квартире. ты рассказываешь-рассказываешь, улыбаешься, а потом твоя речь становится неразборчивой и ты теряешь сознание.
я был готов заранее. даю тебе отложенные лекарства, звоню в скорую, с одной лишь установкой «не паниковать».
эта беспомощность, от которой твердеет тело. это забвение, когда тебя отпихивают врачи, смотрящие сквозь тебя. эта агония, когда смерть тащится за тобой, как падальщик.
что будет, когда я потеряю тебя, как ее? кто я буду без тебя?
хватит ли мне сил смотреть в лицо утраченной навсегда семьи?
я променял все удовольствия жизни на циничную рациональность, чтобы снова не расслоиться от боли, которая мне не по плечу.
только лишь серость, бьющая в нос кисловато-сладким запахом.
я избегаю любого «заземляющего» определения себя, но иногда это помогает дойти до начала и упереться в корни.
то, что я считал дурными снами, оказалось сонным параличом, следствием не перевозбужденной играми психикой, а птср.
я мысленно касаюсь прохладных стен, о которые в приступе вины бился головой, перебираю собранные хвосты ящериц на чердаке, слышу крики и всхлипы, чувствую, как легко ломается человек под силой неосязаемых слов.
мне снится, что мы вместе в квартире. ты рассказываешь-рассказываешь, улыбаешься, а потом твоя речь становится неразборчивой и ты теряешь сознание.
я был готов заранее. даю тебе отложенные лекарства, звоню в скорую, с одной лишь установкой «не паниковать».
эта беспомощность, от которой твердеет тело. это забвение, когда тебя отпихивают врачи, смотрящие сквозь тебя. эта агония, когда смерть тащится за тобой, как падальщик.
что будет, когда я потеряю тебя, как ее? кто я буду без тебя?
хватит ли мне сил смотреть в лицо утраченной навсегда семьи?
я променял все удовольствия жизни на циничную рациональность, чтобы снова не расслоиться от боли, которая мне не по плечу.
только лишь серость, бьющая в нос кисловато-сладким запахом.