мне казалось, что рефлексия приведет меня в мир четкого понимания себя, что благодаря этому мое естество пробудится, взревет и охватит все пламенем добродетели.

и сейчас я в ужасе. руки покрываются знакомой и от этого пугающей дрожью, голоса растворяются, пол и стены выгибаются дугой, я смотрю на нее, чтобы поняла, и не смотрю на остальных, чтобы не увидели, не заметили этого животного ужаса и диких от страха глаз.
мне так страшно, боже, я готов упасть и истошно кричать.
я тогда чуть не умер, чуть не сдох в собственной квартире.
я впустил в родной дом химеру бесчинства и ада.
и она осталась. пропитала своим семенем каждый угол, расплодилась в чертогах разума.
ее голод неисчерпаем, все подчиняется ее зловещим импульсам.

мое тело трясется в банке, начиненной людьми.
я хозяин. картинка мутнеет. я управляю собой. показывается пасть. я не сумасшедший. озноб. парк аттракционов ожил. голодные игры.
злая шутка стала причиной.
причиной моего рождения, становления, бешеной и беспощадной тревоги?
"ты что, плачешь?"- на его лице застыла обезображенная гримаса отвращение. отвращение к собственному ребенку, отторжение себя.
наивная тяга к жизни, к свету, к пробуждению.
к очищению от липкого налета.
я боюсь осуждения, боюсь одиночества, боюсь потерпеть поражение, боюсь отказа, боюсь смерти, а больше всего я боюсь помешательства, которое я косвенно буду осознавать.
моя жизнь соткана из страха, сожалений, обид, провокаций.
кто ты такой? чего ты хочешь? скажи, скажи, скажи.
я маленький ребенок, которого жизнь завела в отдел детских игрушек и предложила взять любую, из сотни тысяч мягких, сложных, красочных или опасных.
я плачу, я хочу, чтобы выбрали за меня. я готов играть с любой, только не заставляйте самому выбирать.
плач становится истерикой, смехом, ревом, рыком, криком.
неистовым воплем.

каждый день я переживаю фазы смерти и перерождения. вход в пустоту. все ресурсы истощены до предела. играют кости и кожа.